Mysteries of the Crimson King

ОСТРОВА

Альбом “Острова” является кульминацией цикла Питера Синфилда, связанного с Таро и алхимией – четырех альбомов, представляющих собой нечто вроде “Гностического* цикла”. “Острова”, драма в шести действиях, изображающая типичный образец падения, борьбы и спасения, есть ни что иное, как современная адаптация “Одиссеи” Гомера и “Улисса” Джеймса Джойса, одного из величайших произведений 20-го века. Обложка альбома с фотографией Трифидной туманности передает идею о том, что небесные тела, как и наша Земля, являются своего рода островами. Именно эта красная туманность выбрана не случайно. Столь же большая на нашем небе, как и Луна, она может быть обнаружена только с помощью специальной аппаратуры, она скрыта от глаз, подобно метафизическому миру. Представляя собой группу горячих звезд, окруженных холодным водородным облаком, эта туманность является чудесным примером союза противоположностей.
------------------------------
* Связанного с религиозно-философским течением раннего христианства, представляющим собой смесь христианских религиозных догматов с греческой идеалистической философией и восточными религиями.

Каждый альбом цикла знакомит нас с новым основным элементом. Альбом “Острова” не является исключением, его элемент – земля. Карта Таро, соответствующая этому элементу, называется “Мир”.

Волны смывают песок с моего острова.

В “Книге теней” говорится: “Земля – это тело, тяготеющее к воде”.

“Женщина с Форментеры” – танцовщица, изображенная в овале на карте Таро. Ее отец – Фокусник с “Ящерицы”.

Подобно аллегорическому рассказу о падении первого человека, композиция “Женщина с Форментеры” посвящена зарождению сознания - центральному моменту в формировании материального мира в целом и каждого человеческого индивидуума по отдельности. В буквальном смысле, “Женщина с Форментеры” – это земной рассказ об искушении. Такая история вполне может произойти здесь, на Земле, но это также и отражение божественных сил. Бесчисленными способами мы сами (и все остальное во вселенной) повторяем этот путь. Танец является компонентом вечного цикла рождения, смерти и возрождения. Это и есть история, рассказанная в “Островах”.

Человек, искушаемый танцовщицей - это Дурак с карты Таро. В Эдеме падший человек прикрыл свою наготу фиговым листом. В “Женщине с Форментеры” он укрылся

…в тени от кроны драконовой смоковницы (дословно драконового фигового дерева).

Тень и дракон (змей) предвещают приход тьмы и зла. Примирением добра и зла достигается философский камень в “Островах”.

Женщина с Форментеры олицетворяет это изначальное погружение во тьму. Сначала наш главный герой видит ее при свете дня, но постепенно она превращается из “солнечной возлюбленной” в “темную возлюбленную”. В течение нашей жизни мы много раз и многими способами повторяем взлеты, падения и новые взлеты. Наш первый младенческий контакт с внешним миром соответствует первому контакту с “женщиной с Форментеры”, с Адамом и Евой, вкушающими запретный плод. При этом надо помнить, что мы сами создаем себя, нашу собственную Еву и наших собственных демонов. Вообще все женские образы альбома олицетворяют внутренний мир героя, странствие которого имеет целью найти согласие с потаенными частями его натуры.

Здесь Одиссей пал от чар мрачной Церцеи.
Не выветрились еще аромат ее духов и ее заклятие.

Прямое указание на связь альбома с гомеровской “Одиссеей”. Злая волшебница Церцея – та же женщина с Форментеры. В конце композиции женский голос раздваивается. Это поют сирены, зазывающие моряков и ведущие их к гибели. Но кто спасает Одиссея от смерти? Все та же злая Цирцея. В этом опять проявляется дуальность мира. Нет ни абсолютного зла, ни абсолютного добра.

“Рассказ моряка”

Инструментальная композиция “Рассказ моряка” мощным порывом ветра уносит героя от его родного острова. Герой становится скитальцем, странником. Композиция в целом – это музыкальная интерпретация ряда гомеровских сцен, начиная с плавания мимо острова сирен до кораблекрушения и спасения Одиссея. В медленной средней части “Рассказа моряка” гитарное соло Фриппа отражает внутреннее смятение человека, борющегося против собственной чувственной природы. Зловещий мрачный финал, символизирующий спуск в темные глубины души, служит переходом к двум композициям о сексуальном опыте – “Письмам” и “Девушкам при дороге”.

“Письма”

Смерть убитой горем женщины из “Писем” символизирует полное разъединение моряка с женским аспектом его натуры. На всех этапах пути героя должна быть принесена жертва: часть героя должна умереть, чтобы потом возродиться. Иисус должен был умереть и провести три дня в Аду прежде, чем воскреснуть. Одиссей спускается в царство смерти, чтобы вернуться на родную землю. Женщина из “Писем” символизирует самые благородные идеалы героя. Она является “мадонной” в то время, как женщины из “Девушек при дороге” – это шлюхи. Для людей две эти крайности являются непосредственным следствием падения Адама и Евы. Люди приобретают представление о морали, они могут различать добро и зло, Бога и Человека.

"Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется..." - Ф.Тютчев

“Девушки при дороге”

На первый взгляд - это композиция о проститутках, промышляющих вдоль дорог. Однако, нужно помнить, что дорога олицетворяет собой еще и жизнь, путь познания. Композиция начинается с союза священного и мирского:

Дочь цветочницы,
Свежая, как святая вода…

Несмотря на явную аморальность дальнейшего текста, в припеве содержится взгляд в невинное прошлое, а также парадоксальное утверждение о том, что путь вниз по дороге разврата может вести к истине и мудрости:

Все вы знаете, что девушки при дороге,
Как яблоки, что ты воровал в детстве.
Все вы знаете, что девушки при дороге
Весьма опытны, но они знают истину.

Это первый признак грядущего возврата героя на родной остров снова невинным и чистым.

Итак, предав жену и тем самым доведя ее до самоубийства в “Письмах”, моряк погружается в беспорядочную сексуальную жизнь. Композиция начинается в очень мягкой манере, описывая различные сексуальные приключения героя, но постепенно музыка делается все более скрипучей, выражая его возрастающий дискомфорт, разлад с самим собой и со своим образом жизни. В конце концов он делает неожиданный двойной вывод относительно пищи и секса:

“Ну, просто глазированные рыбьи кости.”

Это то самое место, на котором Одиссей проснулся от чар Церцеи. Герой замечает, что плывет слишком близко от острова людоедок-сирен, он напуган странным отношением его последней пассии к мясу. На острове сирен моряки были просто морепродуктами, а их кости – как бы рыбьими костями. Глазированные кости это духовная пища, кажущаяся блюдом для гурманов только на первый взгляд, а на самом деле сладкая снаружи и абсолютно несъедобная внутри. Понимая, что на такой диете он умрет с голоду, герой кричит:

“О, девушка, мотай отсюда!”

Набравшись мудрости и преодолев тягу к сиренам, моряк может, наконец, слышать

“Песнь чаек”.

Спокойная оркестровая музыка этой инструментальной композиции символизирует плавание по тихим водам. Наш герой возвращается к тому месту, откуда он начал свое странствие. Как показано в прошлой главе, алхимики использовали образы птиц в качестве символов для описания алхимического преобразования. Птицы представляют собой переход от физического (земля) к метафизическому (небо). Поскольку чайки населяют воздух, землю и море, эта композиция предвещает союз элементов на острове. “Прелюдия: Песнь чаек” представляет собой тоску по воссоединению со всем лучшим в своем Я.

“Острова”

Альбом начинается на острове (Форментера) и заканчивается на острове. Наш ранее невинный герой снова возвращается к невинности, но уже в качестве мудрости, порожденной опытом. Он осознает себя не просто человеком, а островом (земным элементом и самой землей), и вода становится объектом его привязанности. В начале пути он был беспомощен перед женщиной с Форментеры, теперь он научился заново создавать свои отношения с материальным миром. Герой “Островов”, как Малиновый Король, вкусил наслаждение и ожесточение, сладость и горечь. Он больше не странник, он понял, что ответы на все жизненные вопросы находятся не где-то далеко, а внутри него самого.

Там, где совы знают меня в лицо, плету венки из колючего шиповника…

Сопоставление колючего кустарника и сов указывает на то, что дорога к мудрости ведет через боль и трудности. Совы - символ мудрости - признают знания героя, знают его в лицо.

Любовная сеть сплетена - крадутся кошки, пробегают мыши.

Процесс союза элементов на острове продолжается подобно естественным отношениям кошки и мыши.

Темные причалы гавани, как каменные пальцы,
Жадно тянутся от моего острова,
Хватают слова моряков - жемчуг и тыквы
Рассыпаны по моему берегу.

В последнем куплете герой понимает жизненную ценность своего опыта, его знания и опыт рассыпаны по берегу подобно жемчугу и тыквам. Ловя слова моряков, он вспоминает уроки своей жизни. Слова - это жемчуг мудрости для тех, кто их понимает, и бесполезные тыквы для глупцов.

В начале композиции земля, ручей и дерево были окружены водой, что указывало на недостаток единства. В ее конце земля, ручей и дерево возвращаются в море. Элементы нашли свой баланс, а наш герой достиг союза своей изначальной невинности со своим мирским опытом, обрел свое равновесие. Наш странник больше не Дурак, он – Фокусник. Возвращение невинности - это большое достижение для Фокусника, который приходит к выводу, что мы все созданы по образу божьему. Взявшиеся за руки в конце альбома острова – это сознательное и бессознательное начала, невинность и обретенная цельность, звезды и водородное облако с обложки альбома.

В самый конец альбома помещена “Кода”. Это звук настраивающегося оркестра и голос Фриппа, дающего указание первый раз сыграть без гобоя. Затем Фрипп начинает отсчет: “Один, два, три…”, и наступает тишина. Эта таинственная (оккультная) запись позволяет нам заглянуть в процесс создания уже прослушанного альбома, соответствующий процессу возрождения, испытываемому душой после физической смерти. Как только вы подумали, что альбом закончен, появляется эта запись. Как только вы подумали, что жизнь закончена, она начинается вновь. Цикл, описанный в “Островах”, вечен.

Альбомом “Острова” завершилось сотрудничество Питера Синфилда с King Crimson. Многие темы, которых мы коснулись в данной главе, нашли свое дальнейшее развитие в синфилдовских текстах композиций группы Emerson, Lake & Palmer, но это уже совсем другая история. Думаю, что Фрипп тяжело переживал разрыв с Синфилдом, своим главным соавтором и единомышленником. Продолжая традицию алхимической символики, начатую на первых четырех альбомах, Фрипп назвал концертный альбом, составленный из записей, сделанных на концертах в поддержку “земного” альбома “Islands”, простым словом “Земной” / “Earthbound”. Это было актом его уважения, его данью удивительному поэту, философу и музыканту, имя которому